Теофил Норт - Страница 49

— Так вот, Элберт, скоро все переменится. Идите и продолжайте работать, как обычно: несколько дней надо потерпеть. Не подавайте виду, что вы чего-то ждете, не то сорвете весь план.

— Не буду. Не буду.

— А пока что ступайте к себе и ложитесь спать. Доктор Эддисон дал вам снотворное? Высыпаетесь хоть немного?

— Да, — неуверенно ответил он. — Дал мне таблетки.

— Вы сейчас взвинчены. Я вам не могу сегодня читать. Примите таблетку доктора Эддисона и — о чем вы думаете, когда хотите успокоиться?

Он посмотрел на меня с доверчивой улыбкой.

— Я думаю о том, как сделать красивое надгробье Эдгару Аллану По.

— Нет! Нет! Выкиньте По из головы! Думайте о том, что у вас впереди — о свободе, женитьбе, Абигейл. Отдохните как следует. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Тед.

В конце коридора стоял телефон. Я позвонил доктору Эддисону.

— Доктор, это Тед Норт. Можно к вам зайти минут через десять?

— Конечно! Конечно! Всегда готов к небольшому радению.

Как я уже говорил, в «X» был свой врач, Уинтроп Эддисон, доктор медицины, громоздкий, крепкий как дуб старик семидесяти с лишним. Хотя его табличка еще была прибита к столбу веранды, всем незнакомым он говорил, что больше не принимает, но не было случая, чтобы он отказал кому-нибудь из прежних пациентов. Он сам стригся, сам себе готовил, сам ухаживал за садом, и поскольку ряды его старых пациентов редели, у него было много свободного времени. Он любил сидеть в гостиной нашего здания и рад был поговорить с любым постояльцем, который выражал к этому готовность. Мне было приятно его общество, и в моем Дневнике постепенно складывался его портрет. У него был большой запас историй, не всегда подходящих для слушателей младшего возраста.

Я сбегал на Темза-стрит, купил бутылку самого лучшего, вернулся на нашу улицу и позвонил к нему в дверь.

— Заходите, профессор. С чем вы на этот раз?

Я протянул ему гостинец. Зная, что я не пью крепких напитков, он приложился к горлышку и пробормотал:

— Нектар, сущий нектар!

— Понимаете, доктор, у меня затруднения. Вы клянетесь Гиппократом полгода не говорить об этом ни слова?

— Согласен, мальчик. Согласен! Через два месяца будете как стеклышко. Зря я вас не предупредил насчет хождения в «Гамак Хетти».

— Мне нужен не врач. Слушайте: мне нужен умный, солидный, первоклассный совет.

— Я слушаю.

— Что вы думаете об Элберте Хьюзе?

— Ему нужен отдых; ему нужно питание; ему нужен хребет. Возможно, ему нужна мама. Его что-то грызет. Говорить не хочет.

Я рассказал ему о шайке мошенников, о замечательном даре Элберта, о рабском его положении. Старик выслушал с наслаждением и основательно глотнул из бутылки.

— Элберт хочет уйти от них, но не дай бог, если они заподозрят, что он рассказал полиции или еще кому-нибудь. Очень опасные типы, доктор. Они и так угрожали изуродовать его — изувечить ему правую руку. Вы можете придумать ему болезнь, чтобы он залег на полтора месяца? Это подорвет аферу, и они уедут из города. Он у них один. Он им несет золотые яйца.

Старик долго и громко смеялся.

— Это напоминает мне один случай двадцатипятилетней давности…

— Не сейчас! Не сейчас!

— У его жены была крапивница — ужасная! То, что я называю «крапивница с чертополохом». Просил меня придумать предлог, чтобы ему не спать с ней в одной кровати. Она говорила, что глаз не может сомкнуть, если его нет рядом.

— Доктор, не сейчас. Не сейчас, умоляю. Я всю историю выслушаю, но в другой раз. Вспомните, мы же вместе пишем книгу. — Она должна была называться «Бриллианты за пазухой: мемуары ньюпортского врача»; лучшая ее часть — в моем Дневнике. — Вернемся к Элберту Хьюзу. Что это за болезнь, когда дрожит рука? А может, вы устроите так, чтобы он временно ослеп?

Доктор Эддисон поднял руку, призывая к молчанию. Он был в глубокой задумчивости.

— Есть! — вскричал он.

— Я знал, что вы придумаете, доктор.

— В прошлом месяце Билл Хинкл, как всегда, стирал в подвале. И попал рукой в каландр — представляете? Рука вышла плоская, как игральная карта. Ну, я вправил костяшки и разлепил пальцы. К рождеству будет играть в покер. Я сделаю Элберту гипс, большой, как осиное гнездо.

— Вы чудо, доктор. Только вам придется объявить: «Посетители не допускаются», потому что эти бандиты захотят его навестить. Они такие злобные, что сдерут гипс и изуродуют руку. Он им испортил всю игру. Они погонятся за ним хоть в Китай. А вы могли бы написать Святому Джо, чтобы к нему в комнату никого не допускали?

— Когда его надо загипсовать?

— Сегодня вторник. Я хочу, чтобы несколько дней он поработал, как обычно. Скажем, в субботу утром… Доктор, ваша дочка любит стихи?

— Сама пишет — большей частью гимны.

— Она получит экземпляр «Псалма жизни», под стеклом, в рамке, практически с подписью автора.

— Она обрадуется. «Жизнь не грезы. Жизнь есть подвиг! И умрет не дух, а плоть». Чушь, но талантливая. — Тут он снова впал в глубокую задумчивость. — Погодите! У Святого Джо не хватит пороху удержать бандитов. Элберту там опасно.

— Эх, доктор, если бы вы могли спрятать его у себя. Элберт накопил много денег. Он бы мог платить какому-нибудь здоровенному санитару, чтобы тот караулил, пока вас нет.

— Есть я, нет меня — стар я воевать с головорезами. Еще убью невзначай. Спрячьте его в Нью-Гемпшире или в Вермонте.

— Вы не знаете Элберта. Он ни к чему не приспособлен, кроме каллиграфии. Он свяжется с матерью или с невестой, а эти люди знают их адреса. Кто-то должен думать за него. У него не все дома. Он гений — он слегка ненормальный. Думает, что он — Эдгар Аллан По.