Теофил Норт - Страница 76

Аньезе сказала:

— Мы разучили для церковного благотворительного базара отрывки из «Stabat Mater» Перголези.

Они спели оттуда два отрывка — сначала одни, а потом с детьми. Жаль, что их не слышал Перголези.

Ньюпорт полон неожиданностей. Постепенно выяснилось, что Девятый город ближе к Пятому, а может, и ко Второму, чем любой другой.

Когда мы распрощались с хозяевами, я проводил Аньезе до дома, держа за руку Джонни.

— У вас прекрасный голос, Аньезе.

— Спасибо.

— Думаю, что маэстро дель Валле возлагает на вас большие надежды.

— Да. Он предложил давать мне уроки бесплатно. При моей пенсии и заработках я могла бы за них платить, но у меня нет честолюбия.

— Нет честолюбия… — задумчиво повторил я.

— Вам когда-нибудь приходилось жестоко страдать?

— Нет.

Она пробормотала:

— Джонни, музыка и покорность воле Божией… вот что… меня держит.

Я позволил себе высказать все тем же задумчивым тоном весьма неосторожное замечание:

— Война оставила после себя сотни и сотни тысяч молодых вдов.

Она быстро возразила:

— В смерти мужа есть такие обстоятельства, о которых я ни с кем не могу говорить — ни с Розой, ни с Рейчел, даже с мамой и Филуменой. Прошу вас, не надо…

— Джонни, ты видишь то, что вижу я?

— Что?

Я показал.

— Конфетный магазин?

— И открыт по воскресеньям! Линде я принес подарок. Но я не знал, что ты там будешь. Подойди к окну и погляди, чего бы тебе хотелось.

Это была так называемая «галантерейная» лавка. В углу витрины лежали игрушки: модели самолетов, кораблей и автомобилей.

Джонни запрыгал, показывая на витрину.

— Глядите! Глядите, мистер Норт! Подводная лодка, папочкина подводная лодка! Можно ее купить?

Я обернулся к Аньезе. Она кинула на меня затравленный взгляд и помотала головой.

— Джонни, — сказал я. — Сегодня воскресенье. Когда я был маленький, папа нам не позволял покупать игрушки в воскресенье. По воскресеньям мы ходили в церковь — и никаких игр, никаких игрушек.

Я вошел в лавку и купил шоколадных конфет. Когда мы подошли к их дому, Джонни вежливо со мной попрощался и закрыл за собой дверь.

Аньезе стояла, держась за калитку.

— Наверное, это вы уговорили Бенджи — то есть Мино — пригласить меня в кафе?

— Я уговаривал его пригласить какую-нибудь девушку или девушек в Шотландскую кондитерскую, когда вообще не знал о существовании сестер Авонцино. Потом я уговаривал его пригласить девушку — желательно другую — и в следующую субботу, чтобы расширить круг друзей. Он не докладывал мне, что пригласил вас.

— Мне пришлось сказать ему, что я больше не смогу принимать таких приглашений. Я, как и все, восхищаюсь Мино, но постоянно встречаться с ним в общественных местах мне неудобно… Теофил, никому не говорите того, что я вам скажу: я очень несчастный человек. Я не способна даже на дружбу. Я могу только представляться. Мне помогут, я знаю, — и она подняла палец безжизненной руки к зениту, — но надо набраться терпенья и ждать.

— Ради Джонни, продолжайте представляться. Я не имею в виду обеды с Мино, но время от времени встречайтесь с нами, хотя бы в компании. По-моему, Бодо задумал что-то вроде пикника, но в его машине помещаются только четверо, а я знаю, что он снова хочет встретиться с вами и с Мино… — Она не поднимала глаз; я выжидал; наконец я добавил: — Я не знаю, какое невыносимое бремя вас гнетет, но вы ведь не захотите вечно омрачать жизнь Джонни?

Она взглянула на меня с испугом, потом отрывисто сказала:

— Спасибо, что проводили. Ну да, я буду рада встретиться с Мино — в компании. — Она протянула мне руку. — До свидания.

— До свидания, Аньезе.

В семь часов я позвонил Бодо. Его всегда можно было поймать в это время: он одевался для очередного раута.

— Grüß Gott, Herr Baron.

— Grüß Gott in Ewigkeit.

— Когда у вас сегодня званый обед?

— В четверть девятого. А что?

— Можем мы встретиться в «Мюнхингер Кинге», чтобы я вам изложил один план?

— К половине восьмого успеете?

— Договорились.

Дипломаты — люди точные. Бодо был, как говорится, «при полном параде». Его пригласили в военно-морское училище на обед с каким-то приезжим начальством — адмиралами разных стран, — он был весь в орденах (или, на языке нижних чинов, «в насыпухе») и прочем. Внушительное зрелище!

— Что у вас за план? — спросил он с живым любопытством.

— На этот раз дело серьезное. Буду краток. Вы знаете у Данте место про Уголино?

— Конечно.

— Помните Аньезе? Ее муж погиб на подводной лодке. — Я рассказал то немногое, что знал. — Быть может, они умерли через несколько дней от удушья, а может, жили неделю без пищи. Лодку в конце концов освободили изо льдов. Как вы думаете, министерство военно-морского флота осведомило вдов и родителей погибших о том, что там было обнаружено?

Он задумался.

— Если там было что-то ужасное, вряд ли.

— Аньезе эта мысль не дает покоя. Ей жить не хочется. Но она не подозревает, что я знаю о ее страхах.

— Gott hilf uns!

— Она мне сказала, что ее донимают мысли, которыми она не может поделиться ни с сестрой, ни с близкими друзьями, даже с матерью. Когда так говорят, значит, есть потребность кому-то открыться. После той нашей встречи Мино несколько раз приглашал ее в кафе. Она говорит, что больше не может встречаться с ним наедине. Мино вам кажется славным парнем?

— Безусловно.

— Я хочу в следующее воскресенье на закате устроить пикник на Брентонском мысу. Вы свободны от пяти до восьми?